О чем писал епископ Григорий Турский
Наши представления об истории основаны на работах людей, которые не могли быть беспристрастными. На то, как именно они рассказывали о событиях прошлого, влияли покровители, соперничество с коллегами, материальное положение, религиозная принадлежность и даже перемена моды. В книге «Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом» (издательство «Corpus»), переведенной на русский язык Ильей Кригером, публицист Ричард Коэн рассказывает о судьбах выдающихся авторов, от древних греков до современных историков, и показывает, как обстоятельства жизни отражались на их трудах. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом, посвященным средневековым историкам-священнослужителям.
Все, что доподлинно известно о древнем состоянии Британии, умещается на нескольких страницах. Мы можем знать об этом не более того, что нам рассказывают старые авторы; но какими толстыми книгами об этом мы располагаем! И все они… выдумка.
Сэмюэль Джонсон
Лучшие портреты едва ли не те, в которых есть легкая примесь карикатуры, и мы не уверены, что лучшие истории не те, в которых с толком употреблена доля прикрас вымышленнаго повествования.
Томас Бабингтон Маколей
Так большие события всегда остаются загадочными, — писал Тацит, — ибо одни, что бы им ни довелось слышать, принимают это за достоверное, тогда как другие считают истину вымыслом, а потомство еще больше преувеличивает и то и другое» («Анналы», III, 19, 3). Современные университетские историки, впрочем, не одобряют выражение «темные века». Но именно так меня изначально учили называть продолжительный период западноевропейской истории — почти тысячелетие будто бы застоя и упадка, который начался 4 сентября 476 года, когда варвар Одоакр низложил императора Ромула Августула и Западная Римская империя перестала существовать, до Каролингского возрождения в начале IX века. А некоторые специалисты продлевают «темный» период аж до первых проблесков итальянского Возрождения в середине XIV столетия.
Выражение «темные века» (saeculum obscurum) придумал в 1330-х годах итальянский поэт и дипломат Франческо Петрарка (1304–1374) для критики литературы, пришедшей на смену античной классике. Затем термин распространили и на раннее Средневековье — скажем, до 1000 года. Позднее историки стали обозначать так период после римлян и до высокого Средневековья (примерно с XI по XIII век), омраченный сокращением населения, застоем в архитектуре, скудными историческими записями и отсутствием заметных культурных достижений. Чума, начавшаяся в 1347 году, выкосила около 200 миллионов, почти 60 процентов населения планеты. К XVII веку выражение «темные века» широко употреблялось на разных языках по всей Западной Европе. Фазы порождают фразы. Мне термин «темные века» представляется удобным.
В этот долгий период пострадала и сама историография. Джованни Боккаччо (1313–1375), великий друг Петрарки и один из немногих, кто в позднем Средневековье пытался спасать древние рукописи, нередко находил их в никогда не запирающихся монастырских хранилищах, с множеством вырванных страниц, покрытые грязью, искалеченные, выцветшие, полные ошибок переписчиков, порой готовые рассыпаться в прах. В 1363 году Боккаччо приехал в великое аббатство Монтекассино, на скалистом холме между Римом и Неаполем, дом святого Бенедикта (480–543), основателя западного монашества. Увидев, сколько книг погибло, он разрыдалсяDavid Markson. This Is Not a Novel. Berkeley, Calif.: Counterpoint, 2001, p. 70.Но в современном климате практически каждая вторая книга в любой библиотеке мира безвозвратно приходит в негодность из-за хрупкой бумагии содержащейся в ней кислоты.
***
До самого XI века письменные источники в Западной Европе не пользовались ни почтением, ни безусловным доверием. Если возникала нужда в информации о прошлом, люди обращались не к свиткам и книгам, а к рассказам стариков. Если, изучая историков этого долгого периода, можно выделить для них какой-то общий вектор, то такой: им было важно либо использовать прошлое в религиозных целях, либо по примеру римских летописцев сочинить историю истоков, повествующую о благородных и смелых деяниях предков, которыми народ мог бы гордиться. И конечно, некоторые из самых популярных авторов попросту хотели рассказать увлекательную историю, не столько ради денег, сколько ради репутации. Но, как отметил выдающийся оксфордский историк Крис Уикем, все сочинения позднего римского времени и начала Средневековья «сегодня анализируются как самостоятельные риторические упражнения… и оказываются столь же бесполезны для понимания чего бы то ни было, кроме хода мысли и уровня образованности автора». Мне такой взгляд представляется излишне пессимистичным, но все же он служит уместным предостережением.
С 476 года, хотя в ту эпоху жили видные историки — например, Григорий Турский (538–594; по очаровательному выражению Джона Барроу, «Троллоп с резней») и Беда Достопочтенный (673–735), — их повествования, преимущественно церковные, исполненные описаний чудес, с ощутимым агиографическим уклоном, призваны главным образом укреплять веру. Светские биографии как категория исчезли на столетия и сменились житиями святых. В 550–750 годах копирование важных текстов в целом прекратилось, а чтение и письмо практиковались почти исключительно в религиозных общинах.
Большинство западноевропейских историков были мужчинами, как правило священнослужителями, и писали они в основном для братьев во Христе. Все до одного они были относительно обеспеченными и либо по рождению принадлежали к сословию землевладельцев, либо адресовались к этой аудитории. Ни одна из средневековых английских работ, авторство которых установлено, не принадлежит женщине. В других странах Европы женщины иногда писали о прошлом, например поэтесса Мария Французская (около 1160–1215), но в основном они занимались житийной литературой или мистикой. Главная причина мужского доминирования в том, что в Западной Европе со времени обращения Константина влияние церкви росло. Монашеский образ жизни приобрел популярность в первой четверти IV века, и к раннему Средневековью (с V по X век *У понятия «Средние века» история такая же непростая, как и у «темных веков». Средними веками обычно считают период от обращения императора Константина в христианство (312) до падения Константинополя (1453), но некоторые историки доводят Средневековье до середины XVIII века. Возражая Петрарке, католики изображают высокое Средневековье временем общественной и религиозной гармонии, а вовсе не «тьмы». Кардинал Цезарь Бароний, излагая в «Церковных анналах» историю первых двенадцати столетий христианства (до 1198 года), называет «темным веком» исключительно период после падения Франкского государства (888) до начала борьбы за Григорианскую реформу (1046). Историки сочли его термин полезным. Так, Эдуард Гиббон с пренебрежением отзывался о «вздоре темных веков». При этом выражение «Средние века» вошло в обиход только после того, как Уильям Кемден употребил его в своем труде «Британия» (1586). Первое зафиксированное употребление английского слова medieval относится к 1827 году. И, как заметил А. Дж. П. Тейлор, «средневековые люди не догадывались, что живут посередине чего бы то ни было» (Taylor, A. J. P. From Napoleon to the Second International. London: Faber, 1950, p. 27).) людьми образованными оставались почти единственно монахи, а также священники и в целом белое духовенство. Поэтому большая часть того, что мы читаем, была скопирована монахами-переписчиками (зябнувшими в неотапливаемых скрипториях не менее шести часов в день) или сочинена взаимосвязанными творческими группами интеллектуалов-мужчин. Позднее церковь ради сохранения знаний стала основывать университеты: Оксфордский, Кембриджский, Парижский (к 1250 году странствующие ордена доминиканцев и францисканцев взяли под контроль интеллектуальную жизнь французов), Болонский (учрежден в 1088 году, первым определил себя как университет и прославился своим юридическим факультетом), Толедский, Орлеанский и почти все крупные учебные заведения Европы. Мужчины из привилегированных классов первенствовали в историографии, как и в организации жизни вообще.
Ко второй половине VI века упадок учености стал очень заметным, но исторические сочинения по-прежнему появлялись. Самым известным историком до VIII века остался аристократ из Центральной Галлии, епископ, желавший, чтобы его считали серьезным ученым, но ничуть в том не преуспевший: он писал слишком хорошо, анекдоты излагал чересчур яркие, а любовь к хорошему сюжету сделала его кем-то вроде галльского Геродота.
Григорий Турский (538–594) родился в Клермоне (совр. КлермонФерран), в Центральной Галлии. Его отец принадлежал к галло-римской аристократии, а род насчитывал немало сенаторов и епископов. К 35 годам Григорий сам стал турским епископом — все предшественники, кроме пяти, были его кровными родственниками. В Туре Григорий встретил множество влиятельных людей: город стоит на Луаре, важнейшем водном маршруте, и на перепутье дорог, соединявших франкский Север с Аквитанией, за которой лежала Испания. Тур — центр популярного культа святого Мартина [Турского], известного тем, что разрезал надвое плащ, чтобы отдать половину нищему в лохмотьях, — служил также местом паломничества и прибежищем политических эмигрантов.
Ревностный и добросовестный руководитель, Григорий умел лавировать среди политических перипетий своего времени. Однажды, когда прихожанин обвинил его в клевете на франкскую королеву Фредегонду, Григорию пришлось под присягой заявлять о своей невиновности. На суде он держался «с таким достоинством и прямотой, что поразил своих недругов», и его единодушно оправдали.
После назначения епископом Григорий начал писать. Свое творчество он резюмирует так: «Десять книг по истории, семь о чудесах, одна о жизни Отцов, комментарий к одной книге о псалтири и одна книга о церковном богослужении». Его первое сочинение «О чудесах святого Мартина» писалось с 575 по 587 год, но последний, четвертый том так и не был закончен. В 587 году Григорий начал книгу «О славе мучеников», повествующую о чудесах, сотворенных мучениками в Римской Галлии. Последовали другие труды, и «Житие отцов» — самый интересный из них: там приводятся занятные эпизоды из жизни элит того времени. (Григорий писал на латыни. Французский сформировался как язык письменности не во Франции, а в Англии через столетие после нормандского завоевания.)
Славу же Григория составила десятитомная «История франков» — рассказ о его времени. Книга I сжато излагает мировую историю от Адама и преимущественно общую историю церкви, затем быстро сворачивает к его родному Клермону и завоеванию Галлии франками и заканчивается смертью святого Мартина в 397 году. Книга II рассказывает об основателе франкского государства Хлодвиге I, о его крещении и добирается до 591 года, все так же смешивая светские события с церковными. Начиная с книги V Григорий и сам играет заметную роль в повествовании, сосредоточиваясь на происходящем в своей епархии и окрестных землях. Пишет он непринужденно, часто с юмором, но впечатление складывается несколько сумбурное: автор легко отвлекается от основной линии на разные преступления, чудеса, войны и беззаконие любого рода, особенно на кровавые распри после смерти Хлодвига. Григорий восторгается королем франков, но также упоминает, что тот мог, повинуясь сиюминутной прихоти, разрубить местного жителя надвое. Местами он кажется наивным, но рассказ его почти всегда захватывает:
Когда же король Хлодвиг находился в Париже, он тайно отправил посла к сыну Сигиберта со словами: «Вот твой отец состарился, у него больная нога, и он хромает. Если бы он умер, то тебе по праву досталось бы вместе с нашей дружбой и его королевство». Тот, обуреваемый жадностью, задумал убить отца. Однажды Сигиберт покинул город Кельн и переправился через Рейн, чтобы погулять в Буконском лесу. В полдень он заснул в своем шатре. Сын же, чтобы завладеть его королевством, подослал к нему убийц и приказал там его убить, но по воле божией сам «попал в яму», которую он вырыл с враждебной целью отцу. А именно: он послал к королю Хлодвигу послов с извещением о смерти отца, сообщая: «Мой отец умер, и его богатство и королевство у меня в руках. Присылай ко мне своих людей, и я тебе охотно перешлю из сокровищ Сигиберта то, что им понравится». И Хлодвиг сказал: «Благодарю тебя за твое доброе пожелание, но я прошу тебя только показать моим людям, которые прибудут к тебе, сокровища, а затем сам владей всем». Когда люди Хлодвига прибыли, он им открыл кладовую отца. Во время осмотра различных драгоценностей он им сказал: «В этом сундучке обычно мой отец хранил золотые деньги». В ответ на это они ему предложили: «Опусти до дна руку, — сказали они, — и все перебери». Когда он это сделал и сильно наклонился, то один из них поднял секиру и рассек ему череп. Так недостойного сына постигла такая же участь, какую он уготовил своему отцу.
Григорий передает политические и другие идеи, однако основная его цель — указать на тщету мирской жизни и ее контраст с образцовым поведением святых. По-видимому, Григорий всерьез воспринимал себя как писателя и даже просил последователей, если будет желание (до сего дня никто не взялся), переложить его рассказ в стихи. Впрочем, добрый епископ был прирожденным рассказчиком, и мы помним в первую очередь его истории о домашних рабах, ремесленниках, упрямых монахинях, шарлатанах (они вызывают у Григория особенное беспокойство), пьяницах (среди которых несколько епископов), а также священниках-блудодеях и жестоких аристократах наподобие Рокколена. Григорий не только вызывает призрак Геродота. Перед нами Боккаччо VI века.
Подробнее читайте:
Коэн, Р. Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом / Ричард Коэн; пер. с англ. Ильи Кригера. — Москва : Издательство АСТ : CORPUS, 2025. — 688 с.