«Император Святой Руси»

Какими были идеологические основания Московского царства XV — начала XVIII века? Можно ли назвать государство этого периода империей, монархией или республикой? Кем считали себя жители этой страны? В книге «Император Святой Руси» (издательство «Новое литературное обозрение») историк Константин Ерусалимский рассказывает о российской культуре того времени, которая, несмотря на несовершенство технологий коммуникации, испытывала на себе влияние остального мира. Книга вошла в длинный список премии «Просветитель» 2025 года. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом, посвященным общественному устройству Российского государства.

Чины народа

Социальная стратификация, как и в европейской рефлексии XVI века, имеет в России множество уровней обобщения и далека от того, чтобы представлять рациональную или кастовую систему. Границы общественных «чинов» подвижны, а число «чинов» зависит от «точки отсчета». Из этого не следует, что в московской культуре не были известны средневековые и более поздние европейские модели общественного устройства. К примеру, высказано предположение, что в Московском государстве неизвестна средневековая троичная схема рыцари (bellatores) — духовенство (oratores) — трудящиеся (laboratores). Однако применительно к российской культуре найти прямой аналог тринитарной структуры в текстах средневековой православной культуры не удается. Введение в России сошного обложения в 1555 году происходит на основе различия норм наделения землей в зависимости от принадлежности к одной из трех социальных групп: дворянству, духовенству и крестьянству. Это неосознанное совпадение? Если да, то нам приходится признать существование социальных универсалий, еще более бесплотных, чем социальные дискурсы. 

«Чинами» в русских землях, как и в Европе латинским понятием «ordines», было принято называть, в числе прочих значений этого слова, различные группы людей по «хитростям», или «рукоделиям», то есть профессиям. Уточнить эту общую понятийную рамку нам предстоит с учетом как словоупотреблений в документальных источниках, так и представлений интеллектуалов. 

П. В. Седов, опираясь на коллективную дворянскую челобитную 1658 года, где упомянуты четыре «чина Московского государства» («освященный», то есть духовенство; «служивый», то есть дворянство; «торговый», то есть купечество; «земледельческий», то есть крестьянство), полагает, что язык российского XVII века «не знал иноземного слова „сословия“». В развернувшейся по мотивам исследований П. В. Седова дискуссии О. Е. Кошелева и М. М. Кром высказали замечания о применимости сословной терминологии не только к России XVII века, но и в следующем столетии, и в отношении других стран Нового времени. М. А. Киселев видит, тем не менее, в челобитной «о четырех чинах» (автор датирует ее примерно 1660 годом) проект гражданского переустройства и подчеркивает попытку сословной реформы (церковный, служилый, торговый и земледельческий). Между тем обращает на себя внимание тот факт, что челобитчиками выступили дворяне, а следовательно, само «чиновное» деление, на наш взгляд, близкое к сословной модели «ordines», воплощало именно дворянские представления о государственном порядке, который они предлагали царю Алексею Михайловичу закрепить «в своем уставе и в царском повелении твердо». 

О «чинах» в сходном понимании писал в 1563 — начале 1564 года князь А. М. Курбский Вассиану Муромцеву. Во время реформы «сошного обложения» в России была частично проведена в жизнь реформа, близкая к «волочной помере» в Великом княжестве Литовском, позволившая разделить все оседлое владельческое население на три группы, близкие к сословным. Впрочем, ни в 1555 году, ни в 1658 году никаких особых твердых прав «чины» не получали, да и понятий какого-либо представительства от «чинов» не сложилось. Учения Епифания Славинецкого, Юрия Крижанича и Николая Гавриловича Спафария содержат слова о формах правления, но даже близкая к автохтонной идея Спафария о трех чинах градов (царственном, изрядном и народном) является рефлексом учения Аристотеля, а не переводом российских реалий на язык теории. 

Максим Грек, рассказывая о жизни на Афоне, называет среди монашеских «чинов» сапожников, кузнецов, портных, столяров, изготовителей посуды, дровосеков, виноградарей, рыбаков, переписчиков, переплетчиков. Никакие профессиональные объединения, подобные «цехам», не объединяют этих мастеров — только сам монастырь и служение Богу. Впрочем, средневековое городское пространство было насыщено объединительными формами — например, старые названия улиц отражают единство поселений по профессиональной принадлежности. Из этого ни в Новгороде, ни в Москве, ни в других русских землях XV–XVII веков, не попавших в зону действия европейского цехового права, не складывались устойчивые объединения. Еще один текст, в котором предложена попытка стройного описания общественных «чинов» как групп населения, выполняющих определенные роли, — это Второе послание А. М. Курбского Вассиану Муромцеву, которое относится приблизительно к 1564 году. Описывая «все землю нашу рускую от края до края», Курбский обнаруживает множество «нестерпимых бед и различных напастей», которые постигли «державных», «священнический чин», «воинский чин», «купецкий чин»:

«Чины» не только тяготятся внутренними противоречиями, но и превращаются в «пожирателей друг друга». Возможно, перевод слова «чин» современным «сословие» был бы поспешным, однако «чин» приближается по своему значению в этом контексте к европейскому средневековому «ordo». Ни один законодательный текст не определяет русское общество середины XVI века таким же образом, как князь Андрей Курбский в послании в Псково-Печерский монастырь. 

Но законодательство того времени уделяет мало внимания общественным стратификациям, профессиональной принадлежности, правам и обязанностям «чинов» по отношению друг к другу, к власти или Богу. При этом даже князь А. М. Курбский не ограничивается в своих сочинениях одним пониманием «социальной стратификации». Ценным, если не уникальным, источником по изучению преемственности социальных взглядов в России и в Европе становятся эмигрантские сочинения Курбского, содержащие в вопросах о «чинах» следы преемственности с его доэмигрантскими посланиями. В предисловии («Истории краткой») «Нового Маргарита», составленном около 1572 года, он напоминает о нападении крымского хана Девлет-Гирея на Москву в 1571 году: город сожжен 

В этом — признание того, что существуют особые мирской и духовный чины. Однако в ином разрезе предстают отношения войны и мира в сообществе. Здесь же Курбский говорит о своих службах царю «в чину стратилацком, потом в синглицком». Следовательно, существуют особые полководческий и советнический чины. В «Истории о князя великого московского делех» слово «чин» встречается применительно к социальным или должностным иерархиям и с более размытой семантикой упорядоченности, порядка («презвитер чином»; «стратилацкие чины устрояют»; «по чину благочинне устроени полки»; «со многим благочинием и устроением полков»; «и сицевым чином место и град бусурманский облегоша»; «по чину рыцарскому»; Сатана ниспал и не сохранил «своего чина»; «в советническом чину сущу мужу»; монашество — «ангельский чин»; «духовный чин»; по словам апостола Павла, «о Христе все оживут кождо во своем чину»). Ни в одном из приведенных примеров слово «чин» не означает иерархическую ступень, а обозначает, нередко в самом общем виде, общие порядки и предназначения. 

В исследовании этико-политической лексики князя Андрея Михайловича в другом месте нашей работы мы отметили склонность учительствующего эмигранта тесно связывать лексику общего блага с идеями великолепия и чинов, вне какой-либо чиновно-иерархической доктрины. Иерархическое значение имеют в его языке саны, но и они характеризуют скорее душевный мир, чем социальный (отсюда в его сочинениях и переводах выражения душевный сан, богатырский сан и тому подобное в обозначение достоинств человека). Таким образом, для сочинений князя А. М. Курбского в равной мере до его эмиграции в апреле 1564 года и после перехода на службу к Сигизмунду II Августу характерно лишенное иерархичности отношение к общественным чинам. Граждане республики-империи, согласно его представлениям, выполняют свои органические функции, которые не подлежат стратификации, а сами достаточны для разграничения коллективного целого и установления внутренних связей и функциональных зависимостей между его частями. 

Сто лет спустя после побега князя Андрея Курбского на королевскую службу, в мае 1663 года четыре вселенских патриарха ответили на вопросы по делу патриарха Никона в «Свитке некоторых вопрошаний». Здесь в главе 3 на вопрос «Аще праведно есть или потребно, да патриарх вѣру даст к царю в писании, и тако стяжет писание от него?» звучит ответ патриархов:

Подобные ответы говорят о каноническом устройстве политической мысли в целом, но особенно об отношениях светской и церковной властей и возможности распределения полномочий в спорных ситуациях. Юрисдикции с трудом поддавались разграничению, и проще представить полное невмешательство — дабы не попустительствовать двоемыслию и разногласиям, от которых прямая дорога к вражде и соблазну. Выражение «вся по чину» соответствует подлинному церковному пониманию чинов в Московской Руси.

Подробнее читайте:
Ерусалимский, К. Император Святой Руси / Константин Ерусалимский. —
М.: Новое литературное обозрение, 2025. — 880 с.: ил. (Серия «Интеллектуальная история»)