«Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции»

В 1793 году новое правительство Франции, которая терпела поражения на фронте и находилась на грани гражданской войны, ввело чрезвычайное положение. Для борьбы с внешними и внутренними угрозами революционеры сформировали Комитет общественного спасения, развернувший террор против инакомыслящих. В книге «Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции» (издательство «Альпина нон-фикшн»), переведенной на русский язык Владиславом Федюшиным, историк Колин Джонс показывает, как решения множества людей привели к тому, что 27 июля 1794 года бывшие товарищи обвинили Максимилиана Робеспьера в узурпации власти. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом, в котором рассказывается, почему конфликтующим сторонам революционного правительства не удалось достичь перемирия.

1:00. Зал совещаний КОС, дворец Тюильри (секция Тюильри)

Должно быть, уши Робеспьера пылали. Громкие и гневные голоса, доносящиеся из зала совещаний КОС во , слышны из приемных вот уже целый час, и, похоже, там еще долго ничего не уляжется. В самом сердце Революционного правительства кипит скандал, и, несмотря на отсутствие Робеспьера, именно из-за него — его характера и намерений — вся эта каша и заварилась.

Комитет, руководивший страной на протяжении последнего года, довольно часто оказывался ареной для яростных споров даже в столь поздние часы. Среди его членов действительно то и дело возникают разногласия и вспыхивают споры — по правде говоря, чем дальше, тем больше. Разразившийся в минувшем мае конфликт, в ходе которого Робеспьер оказался оппонентом военного эксперта Лазара Карно, сопровождался такими криками, что снаружи в саду Тюильри собрались толпы зевак, вынудив клерков закрыть окна: прохожие не должны слышать детали конфиденциальных .

Самые крикливые участники сегодняшней ссоры — коллеги Робеспьера по КОС, Колло д’Эрбуа и Бийо-Варенн, только что вернувшиеся из Якобинского клуба, и набросившиеся на союзника Робеспьера, Сен-Жюста. Робеспьер выступил на собрании клуба — на самом деле не просто выступил, а произнес наполненную персональными обвинениями речь против Революционного правительства (частью которого он является) и этих двух мужчин в частности. Несмотря на то что Робеспьер в течение вот уже шести недель не показывался ни в КОС, ни в собрании, он оставался частым посетителем Якобинского клуба. После 12 июня, дня его последней речи в Конвенте, он чаще выступал в Якобинском клубе, чем просто молча присутствовал, а если считать с 9 июля, то выступил на девяти из десяти собраний клуба. Пропорционально частоте его посещений собраний якобинцев усиливались и его демонстративные . Но сегодняшний вечер вывел конфликт на другой уровень. Колло и Бийо в ярости. И они крайне напуганы. Вдвоем они обрушивают свою неконтролируемую ярость на своего коллегу Сен-Жюста, который, по их мнению, является частью заговора против них, возглавляемого Робеспьером и, вероятно, поддерживаемого Кутоном. Их возмущение особенно справедливо потому, что они полагают, что их оппоненты нарушили условия выработанного всего несколькими днями ранее, 22–23 июля (или 4–5 термидора), неформального соглашения, которое должно было разрядить конфликтную атмосферу, сложившуюся в правительственных комитетах. Колло и Бийо опасаются, что их сочтут дураками.

Несмотря на то что Робеспьер и Кутон в последние недели агрессивно критиковали правительство на заседаниях Якобинского клуба, между соперничающими лагерями еще сохранялись проявления доброй воли и ощущение необходимости нащупать точки соприкосновения, чтобы найти жизнеспособное решение конфликта. Соответственно, они договорились провести совместные заседания КОС и КОБ — ради достижения . В первый день, 22 июля, Робеспьер не пошел на заседание, хотя Сен-Жюст красноречиво отстаивал его позицию. Эта встреча прошла в достаточно дружелюбной атмосфере, чтобы Сен-Жюст поверил, что стремление его коллег к примирению было искренним, и использовал свое влияние на Робеспьера, убедив его посетить на следующий день еще одно совместное заседание двух комитетов.

Встреча 23 июля началась напряженно, коллеги молча разглядывали друг друга. Робеспьер вернулся после шестинедельного отсутствия в то место, которое считал логовом своих врагов. Пока он сам прятал ощущаемое, надо полагать, беспокойство за ледяным взглядом, полным пренебрежительного высокомерия, его союзник Сен-Жюст, стремясь преодолеть свое собственное и всеобщее смущение, нарушил молчание хвалебной тирадой в адрес Робеспьера, назвав того «мучеником свободы». Это побудило Робеспьера произнести длинную речь, в которой он горько сетовал на то, что многие из сидящих теперь за этим зеленым столом нападают на него посредством речей и действий. Все выглядело таким образом, как будто ситуация вот-вот выйдет из-под контроля; возможно, уже обсуждались и имена потенциальных жертв чистки. Однако Карно открыто выступил против и не проявлял никаких признаков готовности к компромиссу. В то же время Бийо и Колло в унисон завели сладкие речи, желая расположить к себе Робеспьера. «Мы ваши друзья, — Бийо — Мы так далеко зашли вместе…». Их лестные слова убедили Робеспьера вступить в диалог. И хотя это не было занесено в протокол, стороны подразумевали, что их личные нападки друг на друга прекратятся. Члены КОС и КОБ предполагали, что мораторий будет сопряжен с отказом Робеспьера от идеи .

Также было достигнуто соглашение об изменениях в процедурах революционного правосудия, на которых в течение вот уже некоторого времени настаивал Сен-Жюст. В ходе заседаний, состоявшихся 26 февраля и 3 марта, он добился от Конвента принятия так называемых «вантозских декретов», которые, среди прочего, предусматривали создание в Париже , которые должны были заниматься фильтрацией политических подозреваемых, освобождать одних, депортировать других и направлять в Революционный трибунал только самые вопиющие дела. На деле лишь две из этих комиссий когда-либо функционировали — они носят имя Комиссии Музея и находятся в одноименной секции. Теперь, в качестве большой уступки Сен-Жюсту и Робеспьеру, предполагалось учредить четыре такие комиссии. Также было решено создать четыре дополнительных выездных трибунала для рассмотрения дел подозреваемых на месте в департаментах. Идея состоит в том, чтобы уменьшить нагрузку на парижский Революционный трибунал, сохраняя при этом интенсивность судебного террора в городе и по всей стране. Эти меры также приведут к сокращению количества заключенных в Париже, которых в городе стало столько, что это превращается в проблему.

Еще одним знаком доброй воли по назревавшему вот уже некоторое время вопросу стала договоренность о том, что ряд парижских секций должны отправить артиллеристов из своих отрядов НГ для службы на фронте. В течение долгого времени это являлось обыденной практикой, военное обоснование которой удовлетворяло Карно, но Сен-Жюст, Робеспьер и их союзники в клубе недавно превратили ее в . Хотя их опасения кажутся в значительной степени необоснованными, они утверждают, что из-за этого столица может остаться без защиты. Артиллеристы — одни из наиболее патриотичных санкюлотов, поэтому их отсутствие может снизить градус радикальных настроений в столичных вооруженных силах. В этом случае Сен-Жюст, проникшись витавшим в воздухе духом компромисса, согласился на предложение Карно отправить артиллеристов четырех секций на регулярную военную службу за линией фронта.

Наконец, было решено, что Барер выступит перед Конвентом с речью о внешнем положении, которую он произнес 7 термидора, а Сен-Жюсту будет поручено подготовить для Конвента отчет, чтобы представить объединенные силы КОС и КОБ, дабы пресечь слухи о разногласиях внутри Революционного правительства. Это большая уступка, хотя до полного единодушия еще далеко, поскольку Бийо и Колло настоятельно призывали Сен-Жюста не упоминать о религиозных делах. Культ Верховного существа, внедренный Робеспьером, остается яблоком раздора.

Тем временем декрет об учреждении народных комиссий был должным образом принят, и в армию были направлены артиллерийские отряды. И все же Робеспьер и Кутон не выказали абсолютно никакого желания придерживаться духа разрядки. Вечером 24 июля (6 термидора) оба посетили Якобинский клуб, где Кутон разразился резкой тирадой против КОБ и призвал к чистке тех депутатов, «чьи карманы набиты золотом и чьи руки смердят кровью невинных, которых они принесли в жертву». Хотя в составе правительственных комитетов можно найти добродетельных людей, заявил Кутон, вокруг того же КОБ, в частности, так и вьются негодяи, принимающие коррумпированные и произвольные решения. Даже в Конвенте, даже в Якобинском клубе, добавил он (встревожив присутствующих), можно найти агентов «иностранного заговора». Он еще раз подчеркнул, что его слова являются атакой не на Конвент в целом, а конкретно на горстку «нечистоплотных личностей, стремящихся развратить общественную мораль и воздвигнуть трон для злодеяний на могиле морали и добродетели». «Добрые люди, — он, — должны теперь сплотиться и отмежеваться от этих пяти или шести несносных созданий». Робеспьер, со своей стороны, тоже подлил масла в огонь, заявив, что «пришел момент отсечь последние головы гидры; фракционеры не должны надеяться на помилование». Подобные разговоры только подливали масло в огонь конфликта: они свели на нет достигнутое перемирие.

Подробнее читайте:
Джонс К. Падение Робеспьера: 24 часа в Париже времен Великой французской революции / Колин Джонс ; Пер. с англ. [Владислава Федюшина] — М. : Альпина нон-фикшн, 2025. — 610 с. : ил.