«Танец, тело, знание»

В разных культурах существуют устойчивые : например, где-то принято сидеть на стуле, а где-то — на коленях. Со временем они устаревают и заменяются новыми, в том числе под влиянием научно-технического прогресса. В книге «Танец, тело, знание» (издательство «НЛО») историк танца и двигательной культуры Ирина Сироткина рассказывает, почему неприкрытое тело так часто выступает метафорой истины, а также как возникали и менялись различные телесные практики. Предлагаем вам ознакомиться с фрагментом о том, как имитация симптомов под давлением психиатров приводила к появлению новых медицинских диагнозов.

Власть диагноза

Историк психологии Жаклин Карруа рассматривает клиническую психологию как продукт своего рода кооперации между врачами, психологами и психиатрами, с одной стороны, и их пациентами и испытуемыми, с другой (Carroy 1991). «Сговор» между целителями и пациентами сложился еще в XVIII веке, когда Антон Месмер и маркиз де Пюисегюр устраивали сеансы магнетизма. В следующем столетии психиатры Жан-Мартен Шарко, Ипполит Бернгейм и Пьер Жане лечили своих пациентов сеансами гипноза. И те и другие сеансы предполагали согласие и даже сотрудничество пациентов. О некоторых из них известно довольно много, как, например, о Фелиде, пациентке Эжена Азама, врача из Бордо. Депрессивные состояния у нее внезапно сменялись периодами приподнятого настроения, что встречается нередко. Важно, что в одном состоянии пациентка не помнила, что она делала и ощущала в другом состоянии. Между двумя состояниями Фелида впадала в забытье, похожее на гипноз или, как говорили тогда, «сомнамбулизм». Азам описал ее в 1858 году как «случай полного спонтанного сомнамбулизма». При этом он ни словом не упомянул о том, что проводил с ней ранее сеансы гипноза и что Фелида просто-напросто могла впадать в определенное состояние, желая угодить врачу.

Азам назвал случай Фелиды «раздвоением личности» — диагноз, который впоследствии обсуждался историками как искусственно сконструированный (Carroy 1993; Hacking 1995). Таких диагнозов, в создании которых психиатрам, вольно или невольно, помогали пациенты, — не один. В 1880-х годах в Гавре начинающий психолог Пьер Жане в поисках темы для диссертации посещал психиатрическое отделение и познакомился с 45-летней пациенткой по имени Леония. У нее была репутация экстрасенса или даже медиума: Леония якобы видела события, происходящие вдали от Гавра, и ее удавалось загипнотизировать так же на расстоянии. Результаты своих наблюдений и гипнотических экспериментов Жане изложил в 1885 году в докладе Обществу физиологической психологии в Париже (председателем которого был Шарко). Хотя эти эксперименты принесли Жане известность, он вскоре понял, что Леония, как и другие пациентки, скорее всего, симулировала эти феномены, чтобы привлечь к себе внимание медицинского персонала. 

Историк Жорж Диди-Юберман прямо пишет о том, что пациентки Шарко искусно изображали те симптомы, которые могли бы вызвать любопытство психиатра и таким образом «подкупить» его (Didi-Huberman 1982). Не удивительно, ведь женщинам грозил перевод в палату для неизлечимых хроников, если врачи потеряют к ним интерес. На еженедельных лекциях, открытых для публики, в больнице Сальпетриер Шарко показывал пациенток, которые якобы демонстрировали под гипнозом симптомы истерии. Попав в центр внимания врачей и публики, особо талантливые из них могли демонстрировать требуемую картину заболевания. Шарко издавал «Фотографическую иконографию Сальпетриер» (Iconographie photographrique de la Salpêtrière), где публиковались фотографии пациенток в позах, которые он считал «истерическими». Благодаря ему и пациенткам, «сотрудничавшим» с психиатром, диагноз «истерия» и его картина надолго закрепились в психиатрии. 

Биолог и эссеист Джеральд Вейсман (Weissmann 1998: 231) отмечает сходство между скульптурой Барриа «Природа, обнажающаяся перед Наукой» и полотном французского художника Тони Робера-Флёри (1838–1912) «Доктор Филипп Пинель освобождает от оков душевнобольных в больнице Сальпетриер в 1795 году» (иллюстрация 19). Литературовед Элейн Шоуолтер (Showalter 1992: 145) обращает внимание на сходство с картиной Андре Бруйе (André Brouillet) «Клинический урок в Сальпетриере» (иллюстрация 20). На обоих полотнах изображены полуобнаженные пациентки психиатрической больницы, с покорным выражением предоставляющие свое тело испытующему взгляду мужчины-медика, подчиняясь его интеллектуальному и сексуальному превосходству. 

Хотя Клерамбо принадлежал к младшему поколению психиатров, он продолжил практики Шарко, включая фотографирование привлекательных пациенток в том виде, который соответствовал его представлениям о расстройстве. Как и Шарко, Клерамбо устраивал еженедельные, по пятницам, публичные демонстрации своих пациентов. Одну из женщин, отказывающуюся сотрудничать на такой демонстрации, психиатр назвал «мегерой». Когда та стала возражать, психиатр, обратившись к слушателям, заявил в ее присутствии: «видите, весьма типичное поведение!» (Doy 2002: 105). Задокументирован также случай, когда Клерамбо просил коллегу-врача в Полицейском приемном покое задержать еще на какое-то время женщину, подлежащую освобождению. Клерамбо назвал ее «живописной» и собирался фотографировать, требуя, чтобы женщина распустила волосы и чтобы они «торчали во все стороны» (Ibid.). Такие примеры свидетельствовали, что психиатры по-прежнему имели большую власть над пациентами, чем Клерамбо не преминул воспользоваться.

Мишель Фуко одним из первых написал о том порядке власти, который установился в домах умалишенных во Франции начиная с XVIII века (Фуко 1997). В этих заведениях, часто и архитектурно, и по существу похожих на замок или крепость, главный врач царил над подчиненными, как феодал над вассалами. Младшие врачи-интерны, санитары, санитарки и уж тем более пациенты должны были беспрекословно ему подчиняться. Пациентов часто лишали свободы, и без того ограниченной. Став в 1913 году главным врачом Полицейского приемного покоя (находившегося в историческом здании полиции, в Консьержери на острове Сите), Клерамбо унаследовал этот порядок власти. В его задачу входила постановка диагноза арестованным по подозрению в преступлении. Приемный покой располагал одиннадцатью камерами для мужчин и семью камерами для женщин, а всего перед Клерамбо за год проходило от 2500 до 3000 задержанных. От его решения зависело, отправятся ли они в тюрьму или выйдут на свободу. 

За всю свою деятельность на этом посту Клерамбо выдал 13 000 экспертных заключений. Он достиг такой остроты взгляда и такой лаконичности выражения, что его клинический диагноз, очень точный, умещался в несколько строк. Например, так: «Клементина Д. Около 50 лет, бывшая модистка. Полиморфный бред. Эротизм, величие, будущее богатство; эротоманка; физическая и психологическая враждебность <…> Высокая, с признаками стиля и живости. Пульс 100. Периодами отказывается от пищи; боится яда». Или, наблюдая в 1923 году 42-летнюю женщину по имени Луиза Эдит, Клерамбо писал: «Умственно отсталая. Атипичный психоз. Беззаботность, спутанность, фантазийные замечания, крайняя бедность. Интенсивный и игривый разговор. Найдена голой в карьере. Синяки, расположенные по прямой. Сообщает, что ее ударил палкой незнакомец (возможно, садист, после секса с ней). В данном случае история правдоподобна. Нечистота. Бродяжничает неделями. В прошлом лечилась в Нантере от неопределенных болезней. Хриплый голос» (цитата по: Schneider 2021: 205). 

Случаи, которые Клерамбо наблюдал в приемном покое, давали богатый материал для «криминальной антропологии», в создании которой участвовали и психиатры и которая впоследствии была признана ошибочной, так как базировалась на вере в существование особого «преступного типа». Вклад Клерамбо заключался в том, чтобы выковать диагноз «страсть к текстилю», отличающийся от «клептомании» и «фетишизма». Как правило, для формулировки нового диагноза в научной медицине требуются многие случаи. У Клерамбо их было всего четыре. Тем не менее он с убежденностью писал об этих женщинах, очень разных, с совершенно разными судьбами, как о страдающих одним и тем же «сексуальным расстройством», или «извращением». Часто это были женщины бедные, необразованные (женщины среднего класса в Полицейский приемный покой практически не попадали). Как подозреваемые в преступлении, они находились во власти психиатра. Невольно возникающее чувство собственного превосходства убеждало Клерамбо в справедливости придуманных им диагнозов «ипефилия» и «аптофилия», хотя они не для всех были очевидны.

Подробнее читайте:
Сироткина, И. Танец, тело, знание / Ирина Сироткина. — М.: Новое литературное обозрение, 2025. — 176 с.: ил. (Серия «Библиотека журнала „Теория моды“»)