Графомания или смерть

Принцип publish or perish, «публикуйся или умри», — норма жизни современного ученого. Чтобы состояться, любому исследователю нужно постоянно публиковаться, а если количество статей и частота цитирований не удовлетворяют формальным показателям, то могут лишить финансирования или прервать контракт. В погоне за формальным результатом качество статей, как и значимость самой исследовательской работы, часто отходят на второй план. Почему же, если наука от такой практики как будто в проигрыше, принцип «публикуйся или умри» живее всех живых на протяжении уже многих десятков лет и отказываться от него пока явно не собираются?

Путем нехитрых манипуляций

В августе 2024 года американский социолог Макс Бай анонсировал предзаказ на настольную игру «Publish or Perish». По мнению автора, она должна дать эмоциональную разрядку ученым, которые вынуждены играть по правилам «публикуйся или умри» в реальной жизни. Побеждает тот, кто опубликует больше научных статей c нарочито абсурдными заголовками. «Разбор аэродинамики летающих свиней», «Почему собака следует за вами в ванную: взгляд на созависимость у псовых», «Экономика Санта-Клауса: анализ управления бесконечными ресурсами»... Правила предполагают плагиат и манипуляции с данными, игрокам можно вступать и в сотрудничество, если того требует ситуация. Но ненадолго.

Для ученых эти правила не покажутся незнакомыми. Уже без малого век им приходится руководствоваться этими принципами в реальной карьере. Когда именно словосочетание «публикуйся или умри» впервые вошло в широкий оборот — сказать сложно, но ясно, что давно. Так, американский ученый-правовед Фред Шапиро, редактор сборника академического фольклора «Йельская книга цитат», обнаружил фразу «отца американской географии» Уильяма Морриса Дэвиса о том, что члены Ассоциации географов должны «публиковаться или погибнуть», еще в Geographical Review за 1934 год. А сама цитата — из заявления на конференции в Филадельфии вообще 1904 года. Вероятно, именно это самое раннее упоминание принципа «publish or perish» в печати — по крайней мере из известных.

В книге 1942 года «Академический человек» социолог Логан Уилсон уже в явном виде пишет: «В издательском деле акцент делается на количестве, а не на качестве — <...> „публикуйся или умри“».

Интересно, что в том же 1942-м социолог Роберт Мертон сформулировал четыре базовые научные ценности, так называемые мертоновские нормы:

• универсализм (научная истина должна быть открыта для всех, вне зависимости от пола, возраста и цвета кожи);
• бескорыстность (финансовый и карьерный вопросы не должны главенствовать);
• коллективизм (знаниями нужно делиться, наука — общее для всего человечества дело);
• скептицизм (никакое научное знание не принимается на веру).

Принцип «publish or perish» сводит все эти ценности на нет. Для универсализма не остается места, так как далеко не каждому удается вписаться в потогонную систему по производству все новых и новых статей. Бескорыстие явно противоречит организации бирж цитирования, где ссылки на публикации или возможность стать соавтором уже почти готовой к публикации работы. Коллективизм — тоже мимо, ведь имеющие административный ресурс зачастую просто заставляют цитировать себя подчиненных и аспирантов. Скептицизм, очевидно, чужд издателям «мусорных» журналов, которым не до разборчивости.

Вожделенные метрики

Разумеется, феномен «publish or perish» не существует в отрыве от : публикационная активность приводит к соревновательности, а любое соревнование требует количественных метрик для сравнения. Метод оценки по количеству публикаций и цитирований в итоге стал простым способом установки плана и проверки отчетности. Примерно так же работает всякая крупная бюрократическая система. И в идеале публикации могли бы быть хорошим индикатором важности научных достижений: значимые статьи могут обсуждать и цитировать из-за их потенциального вклада в общее научное знание, а не за деньги или из-за накруток.

С одной стороны, погоня за метриками стимулирует публикационную активность: чем больше статей, тем больше вероятность добиться высоких показателей цитирования. Но с другой, «publish or perish» вполне может сработать и вхолостую — и никак не повлиять на цифры и индексы. Вполне может быть, что изрядное количество «мусорных» статей вообще никто не прочитает, напротив, всего нескольких публикаций в приличных изданиях может оказаться достаточно для сотен цитирований и нескольких шагов вверх по шкале. Так или иначе, погоня за наукометрическими показателями только подогревает стремление любого печататься как можно больше.

Хищник в шкуре паршивой овцы

Десятки лет практики «publish or perish» привели к тому, что аспиранты выгорают уже на подступах к миру большой науки, а для некоторых состоявшихся ученых плагиат, накручивание метрик и самоцитирование становятся чуть ли не обыденным занятием. Как говорит старший редактор журнала ACS Energy Letters Сун Цзинь, количество рецензируемых публикаций ежегодно растет на 8–9 процентов. Еще до ChatGPT «аномально продуктивных авторов», которые публикуют больше 60 статей в год, становилось все больше и больше, а в 2023 году этот рост был особенно интенсивным.

Также в 2023-м было рекордно много отозванных статей — отметка перевалила за 10 тысяч (больше всего их пришлось на Саудовскую Аравию, Пакистан, Россию и Китай). Тенденция имела место и раньше: например, еще в 2021 году число отозванных статей по биомедицинской тематике выросло в четыре раза по сравнению с предыдущим годом.

Еще один показательный пример: в 2022 году выяснилось, что без малого тысяча кристаллических структур органических и металлоорганических соединений Кембриджской базы структурных данных (Cambridge Structural Database, CSD) — результат фейковых научных статей, поставленных на конвейер. В основе сомнительных исследований — рентгеноструктурный анализ (РСА) — один из базовых технически надежных методов физико-химического анализа. До недавнего времени никто не предполагал, что и с результатами РСА можно (и имеет смысл) манипулировать — теперь есть мнение, что по меньшей мере 800 научных публикаций содержат фальшивые данные РСА как минимум для одного вещества. Подробнее об этой истории читайте в нашем материале «Деплатформинг структур».

Отдельного разговора заслуживают так называемые хищнические журналы (predator publisher). Хищничество в данном случае подразумевает в дополнение к неразборчивости и всеядности еще и ковровые рассылки с предложениями напечататься. В таком журнале легко можно опубликовать заведомо бессмысленную статью — и в этом смысле такие издания и «мусорные» тоже. Динамика роста числа журналов-хищников впечатляет: так, с 2010-го по 2014-й количество статей примерно в 8 тысячах таких журналов выросло с 53 тысяч до 420 тысяч (а вот их список по итогам 2023 года).

Считается, что хищник-первопроходец — Journal of Biological Sciences — появился в 2001 году (для сравнения: первый журнал, в котором было введено рецензирование, увидел свет в 1731-м). По мнению авторов блога , впервые о таких изданиях заговорил издатель Journal of Medical Internet Research Гюнтер Айзенбах в 2008 году — в своем блоге он назвал «паршивыми овцами» редакции, рассылающие спам с навязчивыми предложениями.

В России проблемы хищнических журналов, плагиата и неразборчивости в публикациях тоже обозначились в 2000-е (мировой опыт за относительно короткий срок усвоили у нас весьма рьяно), когда по западному образцу стали внедрять соответствующие метрики. В СССР вузовскому преподавателю в принципе необязательно было публиковаться, это делалось волюнтаристски. Сегодня проблема плагиата в России касается прежде всего юристов, экономистов и врачей (медицина — в верхних строчках соответствующей статистики «Диссернета», где представлено наибольшее количество выявленного плагиата в российских научных работах по различным исследовательским направлениям).

Борьба за власть, ничего научного?

Боли, связанные с принципом «publish or perish», в каждом регионе свои. Например, в странах Латинской Америки и Карибского бассейна научные журналы находятся под юрисдикцией госаппарата. То есть соответствующая инфраструктура там — некоммерческая. При этом главными для ученого остаются рейтинг университета, где он работает, и престижность журнала, в котором публикуется. А вот преподавание, наставничество, подготовка кадров, участие в проектах гражданской науки и прочая совсем не бессмысленная и ресурсозатратная работа на оценку не очень-то и влияют, как следует из отчета Межакадемического партнерства (InterAcademy Partnership, IAP).

Напротив, в Китае именно правительство инициирует масштабные системные изменения. Сегодня КНР — глобальный лидер по цитируемым научным статьям, на втором месте по объемам инвестиций в исследования, также страна стремительно поднимается в мировых рейтингах патентных заявок. Правда, лишь малая часть китайских изобретений (примерно 8–10 процентов) реализуются в виде реальных коммерческих приложений (для сравнения: в Индии конверсия еще ниже — порядка 5 процентов, а, например, в Австралии на рынок в серийное производство выводятся около 40 процентов ноу-хау).

Но практика «publish or perish» процветает и в КНР. Кроме плагиата и самоцитирования, любопытство вызывает еще одна характерная особенность научной политики: приглашать поработать на каникулы зарубежных ученых китайского происхождения. Формально три месяца пребывания в КНР достаточно, чтобы статья исследователя из Гарварда с китайской фамилией стала совместным проектом, скажем, с Пекинским университетом. Так де-юре его публикация становится китайской. Не всегда такие мероприятия обходятся без последствий: так, в 2020 году заведующего химическим факультетом Гарварда, профессора Чарльза Либера, иностранного члена Китайской академии наук, обвинили в том, что он скрывал свои доходы. За статус «стратегического ученого» Уханьского технологического университета он получал ежемесячную зарплату 50 тысяч долларов, еще 150 тысяч долларов в год на проживание в КНР, а также более 1,5 млн долларов на организацию собственной лаборатории в Ухане.

В Индии, поднявшейся на третье место в мире по числу публикаций, для академического признания важна еще и оценка, основанная на мнении экспертного комитета. Но эта оценка дается только после первоначального отбора заявок, основанного исключительно на количественных показателях (на них же делают акцент все стратегически значимые институты и иные научные учреждения).

А есть регионы, к которым адаптировать принцип «publish or perish» вообще вряд ли возможно, — к такому выводу в работе 2022 года пришла Нома Мадикизела из Университета Южной Африки, изучающая социальные практики высшей школы. Ученые из африканских стран пытаются равняться на общемировые стандарты (прежде всего, западные), но, вероятно, даже не приблизятся к ним в обозримой перспективе. Причина, среди прочего, в нехватке денег: их недостаточно ни для слишком дорогих публикаций, ни для поездок на конференции. Кроме того, далеко не у всех африканцев есть возможность выучить английский на достаточном уровне. В итоге одержимость утопией приводит к тому, что наука разрушается: процветают неэтичные методы и бесполезные исследования, а публикации становятся инструментом борьбы за власть.

Pro et Contra

Почему же практика «publish or perish» повсеместно сохраняется, если ее так обильно критикуют? Ответ «потому что это выгодно», как в ситуации с «мусорными» журналами, исчерпывающим не назовешь.

Вот несколько показательных историй, когда этому подходу попытались найти замену — итог пока, как минимум, неоднозначный.

В Утрехтском университете при принятии решений о найме и продвижении по службе отказываются от старых метрик и тестируют альтернативу — так называемые описательные резюме (narrative CVs). В них вклад ученого оценивают максимально широко: от исследовательской работы до успехов при взаимодействии с госсектором и бизнесом. При этом сам жанр описательных резюме, напротив, предполагает краткость изложения и строго регламентированный формат: четыре части анкеты по соответствующим направлениям, описание в каждой — не более 1000 слов.

Этот опыт многие критикуют. Например, Раймонд Пут, доцент Медицинского центра Университета Эразма в Роттердаме, еще в 2021 году говорил, что такие резюме «вынуждают быть хорошими во всем», прокачивая себя по максимально широкому спектру компетенций. Такая погоня за статусом универсала не лучшим образом сказывается собственно на исследовательской работе.

Против реформирования выступают и другие голландские медики — и находят довольно много аргументов. Как недавно рассказывал Лудо Вальтман, директор Центра исследований науки и технологий Лейденского университета, медицинское сообщество Нидерландов считает, что отход от традиционных метрик повлияет на академическую мобильность, так как обновленцам будет сложно работать в странах, где сохранилась старая система оценки. То есть голландские ученые исходят из принципа «не стоит быть слишком далеко впереди остальных».

Лудо Вальтман — один из подписантов Лейденского манифеста 2015 года с предложениями пересмотреть подход к оценке ученых. Например, можно было бы проводить аудит наукометрических данных третьими лицами (правда, кто именно будет этим заниматься, не уточняется), или ориентироваться не только на англоязычные публикации как на приоритетные. Всего в манифесте десять программных пунктов.

Аналогичные воззвания звучали и в совместном заявлении 2017 года Французской академии наук, Немецкой академии Леопольдина и Лондонского королевского научного общества, в соглашении, подписанном 661 европейским университетом в 2022 году, а также в рекомендации 2024 года на основе  — декларации об оценке научных исследований отдельных ученых.

Противники нововведений есть не только в Нидерландах. Так, в США очень немногие университеты подписали DORA — а это либо значит, что менять систему оценки исследователей в Америке стремятся немногие, либо что большого доверия DORA нет. Не исключено, что сопротивление изменениям, среди прочего, вызвано нежеланием статусных ученых отказываться от устоявшихся практик, которые выгодны им самим. Например, в Северной Америке еще с 1960-х широко распространилась такая традиция: пользуясь административным ресурсом, вписывать себя в соавторы работ младших коллег, к которым прямого отношения эти ученые не имели.

Иными словами, глобальный запрос на пересмотр системы оценки есть, а вот согласия в академическом сообществе пока не наблюдается. Очевидно, что ученые разделились на два лагеря — и те, кому выгодно оставить все по-старому, вряд ли сдадут свои позиции.

Вопрос о том, как принцип «публикуйся или умри» влияет на реальную науку, — конечно, открытый. Возможно, это влияние не такое сильное. Основной продукт этой практики — «мусорные» публикации. Но на то они и «мусорные», что их вряд ли будут читать, а если и будут — то в лучшем случае по диагонали. Соответственно, уровень их влияния на происходящее в передовой науке (как в фундаментальной, так и в прикладной) будет оставаться низким.

С другой стороны, это добавляет огромное количество ненужного шума, в котором тяжелее ориентироваться и молодым ученым, и опытным. Кроме того, благодаря таким публикациям недобросовестный исследователь вполне может получить статусную позицию в образовательно-научной бюрократии. А это приводит к размыванию профессиональных стандартов, так как приоритетным становится не наука, а распределение грантов и иного финансирования.

А пока общего согласия нет, реальной наукой будут заниматься в тех университетах и странах, где удается удачно сочетать гонку за наукометрическими показателями с добросовестным и искренним интересом к науке. В надежде на утопию.